Интервью с доктором социологических наук, профессором БФУ им. И. Канта, Кривошеевым Владимиром Вениаминовичем об электронной культуре и деструктивном контенте.
- Владимир Вениаминович, сегодня всё чаще говорят о том, что наблюдается рост деструктивных настроений – это проявляется в разных сферах и характерно для различных групп. Насколько это явление может быть связано с развитием интернета и погружением общества в онлайн-среду?
- По-моему, очень тесно связано, и вот почему. Во-первых, фиксируется общедоступность интернета в любое время в любом месте, при этом всякий контент распространяется мгновенно. При этом лучше всего и больше по объему подается, конечно, негативная информация, да как и во многих СМИ: горит, взорвалось, рухнуло, погибло и коротко о погоде… И это, например, субботние утренние новости по радио. Далее. Как много видевший, могу и поворчать: готовность к вербальной агрессии, конечно, была всегда, но при прямом контакте можно было в ответ получить уже не только резкие слова, а вот интернет сделал человека с этой точки зрения неуязвимым. Можно оскорблять, издеваться – ничего за это не будет. Формируется – вольно или невольно – безнаказанность, духовная глухота. Еще один момент. Онлайн-среда, в целом, в решающей мере не рассчитана на повышение уровня культуры человека, включая культуру общения, культуру человеческих отношений. Скорее, эта среда рассчитана на обратное. Не вся, конечно, но существенные ее элементы точно. И наконец. Лучше меня на эту тему поговорят, конечно, психологи, но, думаю, нейролингвистическое программирование еще не отменили, иначе трудно объяснить "обучение" самоубийствам и не только им.
- А какие, на Ваш взгляд, социальные или социально-демографические группы более подвержены потреблению разрушительной информации?
- Прежде всего, это молодежь и подростки. А молодежь, оказывается, теперь будет до тридцатипятилетнего возраста. Инфантилизм продлится… Почему эти категории? Во-первых, потому, что онлайн-среда для этих категорий – воздух, без которого для них уже нет жизни для них. Каждое поколение застает определенные инструменты, медиасредства и тому подобное. Они родились с гаджетами. Это для них так же естественно, как для других возрастных групп книга, по-настоящему художественный фильм без людей-пауков, монстров… Они могут в принципе иначе смотреть на мир. Например, как-то коллега рассказывал, как двухлетний внук его приятеля стоял на подоконнике и смотрел во двор. Бабушка привлекла его внимание к птичке, сидящей на дереве. Ребенок увидел ее и стал раздвигать пальцы на ладошке, которую он прижал к стеклу. Бабушка не сразу догадалась, что малыш пытался увеличить изображение.
Нужно отметить, и что малый жизненный опыт не позволяет адекватно и критично оценивать всё происходящее, все размещенное в этой среде. Кроме этого, при всей вроде бы рациональности нынешних молодых людей у них, впрочем, не только у них, можно зафиксировать доверчивость к информации именно в своей среде, то есть в среде, представленной виртуально. Если раньше человек говорил: "Я в газете прочитал…", то теперь человек даже не говорит, он внутренне убежден, что все то, что есть в интернете, истина в последней инстанции. В-третьих, возрастные особенности молодых предполагают стремление испытать сильные эмоции, погрузиться, пусть и не в реальности, в некие опасные ситуации, даже в авантюру. Способности отделить истинное, подлинное от вымышленного, ложного недостает не только молодым, но им в первую очередь. И еще один момент. Очень хочется, да как-то все руки не доходят социологически интерпретировать категорию "соблазн". Мощная вещь этот искус, не даром библейская история началась с соблазна отведать с запретного плода. Но особенно сильно, думаю, соблазн действует на молодых: ты только попробуй, ощути риск, о тебе быстро все узнают, ну будь же крутым, ну что тебе стоит? Вариантов много, но цель одна: вовлечь хоть разок во что-то запретное, неверное, даже подлое. Уверен, люди, которые это делают с молодыми, очень профессиональные технологи.
- А как Вы думаете, кому может быть выгодно создание и распространение деструктивной информации, особенно в отношении подростков и студенчества?
- Начну с примера, может быть даже напрямую не относящегося к этому вопросу. Внучке было где-то около пяти лет (а это уже примерно пятнадцать лет назад – ужас, как время летит!), и она играла при мне в компьютерную игру отечественного производства про Чебурашку. Я обратил внимание - чтобы в этой игре пройти определенный уровень, надо было сделать следующее: Чебурашка должен отвлечь внимание рабочего-строителя, бросив камень в железный забор, утащить в это время у рабочего колбасу (тот обедал), бросить эту колбасу собаке, которая охраняла стройку, и пробежать по территории стройки. Почему вспомнилось? Тем более, что игра давняя. Но вот, что важным представляется и почему помнится до сих пор. Ребёнок, играя, спокойно должен был воспринять то обстоятельство, что только хитрость, воровство, обман могут привести к удаче. А как же иначе? Ведь надо пройти этот уровень, подняться выше! Игра, насколько помню, была рассчитана на детей 3 – 6 лет. Ей богу, не хочется даже казаться ханжой, но все же, не слишком ли лихо была спроектирована "невинная" забава? Естественно, игра могла легко, что называется, пройти мимо, "выветриться" из сознания маленького человека. Все так. Но кто-то ведь мог и сохранить в сознании то, как можно и нужно достигать успеха. С внучкой все в порядке, кроме этой неудачной игры надо иметь в виду, что она была в нормальной социальной среде, среди нормальных людей. А если кому-то меньше повезло?
Теперь ближе к вопросу. Кому выгодно? Не хочу быть конспирологом, тем не менее, убежден, выгодно, в конечном счете тем, кто хочет сделать хотя бы из части подростков, молодых людей тех, кто готов на все что угодно, кто уже легко программируем, у кого напрочь может быть вытравлены такие чувства как сострадание, милосердие. Есть ли такие, кому это выгодно? Думаю, есть. Всегда есть те, кому нужны неприхотливые в духовном отношении биороботы.
И еще один момент. Сегодня школьник ориентирован на то, чтобы поджечь школу или вместе с такими же, как он, заниматься стрельбой, чтобы потом нападать на правоохранителей. Но все это пока, на мой взгляд, выглядит как разминка, как некий пробный вариант. Почему? А просто потому, что кому-то может быть очень важно отследить: а сколько молодых людей откликнулось, сколько уже что-то совершено противоправного. И если окажется, что пока совсем немного, что интерес к этим "забавам" падает, то разработчики негативного контента могут это учесть, отработать новые технологии, что-то подправить в своих разработках. Почему бы и не допустить такой вариант? Именно поэтому реагировать на такие ситуации необходимо быстро и профессионально.
- Можно ли сказать, что на просторах интернета с появлением социальных сетей деструктивного контента стало больше?
- Конечно можно. Само понятие «сеть» очень точно передает суть происходящего. С одной стороны, как известно, сетевое общество имеет такую структуру, в которой горизонтальные связи и зависимости доминируют над вертикальными. Прежде вся информация шла именно по вертикали: газета, телевидение были как раз такими ее источниками. Теперь существует два общества: общество телевизора (плюс газета плюс радио) и общество интернета. Они, понятно, немного пересекаются. Даже представители второго нет-нет да и заглянут в телевизор. А представители первого могут что-то прочитать, посмотреть в интернете. Сеть, в том числе и социальная, очень точно передает и еще один аспект проблемы: в нее легко попасть, но бывает трудно выбраться. Уже говорилось, можно повторить: общество интернета – это общество молодых, это ясно, как говорят математики, по определению, без обращения к статистике или социологическим замерам.
- Многие исследователи отмечают, что возможность вовлечения подростков в группы социальных сетей с деструктивным контентом через интернет намного выше, чем непосредственно в процессах межличностного общения. Согласны ли Вы с этим утверждением?
- Согласен, конечно. Межличностное общение – оно ведь тоже социальное, хотя и малое, ограниченное. Вступление в разговор, диалог, общение одновременно с малой группой дает возможность поспорить, убедить, выслушать разные точки зрения. Здесь работает даже интонация, мимика, некая эмоциональная обстановка. В этой ситуации призыв к чему-либо негативному сделать труднее. Всего это лишен интернет.
- Насколько деструктивное поведение молодежи влияет на общую социальную безопасность? Или может быть можно утверждать, что лучше «перебеситься» в Интернете и сетевых сообществах, чем выплеснуть всё за пределы виртуальной среды?
- Такое поведение, безусловно, влияет на общую ситуацию. Во-первых, не факт, что все закончится в самом интернете, а любой организованный им, то есть интернетом, вполне даже невинный флэш-моб или квест можно также рассматривать как отработку вовлечения молодых людей, подростков в коллективное действо. А уж потом, после отработки, можно постараться вовлечь и во что-то иное, уже не столь невинное. Во-вторых, юность и молодость, увы, быстро проходят, а сетевые сообщества, в которые включен человек, остаются. Остаются навыки общения с определенной категорией, по определенным поводам. Это означает, что негативные установки могут пролонгироваться.
- Насколько деструктивная информация и действия в социальных сетях могут разрушить психику подростка, и может ли она заложить замедленную «бомбу» асоциального поведения?
- На мой взгляд, в самом вопросе уже в какой-то мере есть и ответ на него. Игромания, интернет зависимость – это уже реалии нашего времени. Привычка к интернет играм, многочасовое погружение в виртуальную среду, с одной стороны, могут показать подростку, что тот мир, мир вымышленный, мир виртуальный красочней, интересней, чем реальный мир, где надо что-то учить, что-то делать по дому, как-то общаться со старшими, с другой стороны, виртуальный мир редко учит добру - там, в игре, надо убивать, причем чем больше и быстрее, тем лучше. Так в виртуальном мире можно своего рода самоутвердиться, доказать себе ловкость, умения. Все это не может не влиять на психику подростка, молодого человека, которые еще не в полной мере стойки, самостоятельны.
- Можно ли предположить, что деструктивный контент в социальных сетях влияет на криминализацию «поколения Z»?
- Поколение Z – это дети детей 1990-х. И не надо забывать, что это были за годы, что они принесли обществу. Как в эти годы происходила адаптация людей к социальному краху? В значительной мере, к сожалению, по криминальному типу. Более того, появился особый, пограничный социальный мир, мир достаточно ёмкий, находящийся на тонкой грани между криминальным и некриминальным. Уход от налогов, массовое «крышевание», подкуп чиновников и правоохранителей, и многое другое было свойственно не только так называемым олигархам, но и мелкому, и даже микроскопическому бизнесу. Кроме того, именно в 1990-е годы у многих сложилось представление, что от государства ничего хорошего ждать не следует. И все это видели, ощущали на себе тогда еще дети. Все это закреплялось в их сознании. И система образования, увы, не всегда выдерживала испытания от напора цинизма, несправедливости, хамства, которые несли с собой в школы и гимназии "мажоры", да и от многого другого. Ответ можно было бы продолжить, но вот эти дети детей 90-х во многом определяют собой нынешнюю ситуацию.
- Что должны делать общество и государство, может быть даже на законодательном уровне, чтобы обезопасить молодежь от деструктивных действий и проявлений?
- Закон обязателен, но важно чтобы закон исполнялся. Иначе получится, как в давней отечественной сентенции: строгость российских законов компенсируется их повсеместным и постоянным неисполнением. Часто бывает так, что принятый закон выглядит декларацией, не содержит одновременно того, что называют механизмом реализации. А что общество? Трудно ответить коротко, но надо иметь в виду, что два социальных института – семья и школа – испытывают в последние годы немалые дисфункции. Как вернуть им нормальное функционирование – тема отдельного разговора, даже не разговора, а комплексного исследования.